Нет! С него довольно! Он намерен вернуться в Америку. Снова заняться адвокатской практикой. Конечно, он не собирается оставить без ответа тот вызов в Эдинбурге. Он непременно найдет преступника, который покушался на его дочь. Другое дело — их путешествие в Шотландию. Вот это, может быть, как раз было ошибкой. Возможно, он поступил бы мудрее, скрыв тайну рождения Сары Энн. Ей-богу, вряд ли она будет счастливее здесь, чем в Денвере.
А впрочем… может быть… кто знает? Бен и сам уже запутался в том, что лучше и что хуже. И всю голову сломал, размышляя об этом.
Бен донес Элизабет до ее спальни. Сзади семенили Дункан и Фиона в сопровождении Генри, который плелся с понурым видом, замыкая процессию.
Бен осторожно усадил Элизабет на постель, и ею тут же занялся Генри, который осторожно облизал ей сначала руки, а потом и раненую ногу. Он тоже хотел помочь хозяйке — в меру своих собственных познаний о врачевании ран.
— Отстань от меня со своим компрессом, — сказала она Генри с легким смешком, и Бен улыбнулся в ответ.
Дункан попытался отогнать пса, но тот и ухом не повел, а поскольку они с дворецким выступали в разных весовых категориях, то Дункан, как более легкий, вынужден был уступить. Элизабет не вмешивалась и лишь смотрела на них с усмешкой.
— Спасибо за заботу, — сказала она слугам, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. — Но, право же, не стоит так суетиться. Я останусь жить, обещаю.
Она взяла за ухо Генри, словно желая внушить ему то же самое.
— Вы уверены, что мы больше ничем не можем вам помочь, леди Элизабет? — с беспокойством спросила Фиона.
— Совершенно уверена.
Дункан и Фиона двинулись к двери, не более чем Генри убежденные в том, что их помощь и в самом деле больше не нужна. Когда они вышли, Элизабет взглянула на Бена.
— Благодарю вас, — тихо сказала она. Он приподнял бровь.
— За то, что случилось? Да, я совершил большую глупость.
— Это только моя вина. Я на минуту отвлеклась, — сказала Элизабет. — Вы не виноваты. Да и падаю я не в первый раз.
Однако ее слова не смягчили угрызений совести в душе Бена.
— Больше всего меня мучает одно, только то, что я заставила поволноваться Сару Энн, — тихо добавила Элизабет.
— С ней уже все в порядке, — успокоил ее Бен. — Но вот потанцевать на сэлдише вам, похоже, не удастся.
Элизабет поморщилась.
— Сэлдиш, охота — это все затеи Барбары. Я только рада, что не буду на нем, — она неожиданно усмехнулась. — Тем более что у меня теперь есть прекрасное тому оправдание.
— А я надеялся потанцевать с вами. — Не совсем ложь, хотя и не совсем правда. — Для меня это было бы единственной отрадой на этом сэлдише, — добавил он.
Она невольно покосилась на его раненую ногу.
— С вальсом я, пожалуй, сумел бы справиться, — сказал Бен, прочитав ее мысли. Элизабет покраснела.
— Не нужно, — тихо сказал он. — Я давно уже привык жить с этим.
— Ненавижу сэлдиши, — неожиданно выпалила она. — Пока я сюда не приехала, я и понятия не имела о танцах.
Это признание поразило Бена. Он-то думал, что все молодые леди, особенно из хороших семей, обязательно учатся танцам. Впрочем, чуть раньше он решил, что это братья научили Элизабет так лихо ездить верхом. И оба раза ошибся.
Бен попытался вспомнить, что еще в рассказах Элизабет показалось ему странным. Но не вспомнил. Да и не стоит, пожалуй, копаться в ее прошлом. Расспрашивать? Тем более. Ведь это дало бы и ей право покопаться в его жизни, а к этому Бен был ну никак не готов.
— В ближайшие дни вы собираетесь ездить на Шэдоу? — спросил Бен, в надежде услышать «нет». На ее лицо набежала тень.
— На нем будет ездить Джорди. Пора. Именно ему предстоит выступать на Гранд Националь.
— А вам, конечно, хотелось бы участвовать в состязаниях самой? — тихо спросил он.
— Увы, это невозможно, — с горечью воскликнула Элизабет и закусила губу. — А что, у вас, в Америке, женщины имеют больше свободы?
Генри, наконец, перестал вылизывать лодыжку Элизабет, и Бен принялся намачивать бинты и наматывать их на больное место.
— Пожалуй, да, — задумчиво сказал он, — особенно на Западе. Но они платят за свою свободу немалую цену.
— Расскажите.
— Это суровый край. Даже жестокий. Чтобы выжить, там требуется немалая сила. И женщины там работают не меньше, а может быть, и больше, чем мужчины. И стареют раньше времени, — он обвел глазами богато убранную комнату. — И там нет слуг.
— Вы скучаете о ней? О своей Америке?
— Да.
— А там красиво?
Бен задумался.
— Да. Хотя там и нет таких холмов, как здесь. Степи — бесконечные, до самого горизонта. Пустыни — сухие, выжженные солнцем, смертоносные… Но даже они становятся прекрасными, когда зацветают кактусы. И горы… О, какие там горы!
Он замолчал. Молчала и Элизабет. Генри тяжело шлепнулся на пол и не сводил с Бена глаз, подозрительно следя за каждым его движением.
Бен закончил бинтовать ногу Элизабет и тихо двинулся к двери, благоразумно рассудив, что сейчас ему лучше уйти.
— Останьтесь, — тихо попросила Элизабет. Генри негромко заскулил.
— А ему чего хочется: чтобы я ушел или чтобы я остался? — улыбнулся Бен.
— Наверное, он и сам не знает, — сказала Элизабет. — Генри, конечно, страшный собственник, но вас он любит.
— Почему вы так решили? — удивился Бен. Она пожала плечами.
— У вас была когда-нибудь собака?
— Нет.
— Но вы любите их, — убежденно сказала Элизабет. — А Генри всегда знает, кто его любит.
— Вот как?
— Вы знаете подход к детям и собакам, — сказала Элизабет и слегка покраснела.